На фестивале NET, часть которого в этом году проходит в Санкт-Петербурге, показали мировую премьеру «Игрушек» датской компании Signa. Этот иммерсивный спектакль родился, прожил и умрет на территории Завода слоистых пластиков, успев наградить своих зрителей очень непростым и даже порой мучительным театральным опытом.
Отдельным квестом стала дорога до места спектакля – в промышленной зоне на пустыре на шоссе Революции в тех корпусах, где давно уже нет никаких слоистых пластиков, но потихоньку обживается музей стрит-арта, о чем свидетельствуют разрисованные райскими птицами и оптимистическими надписями бетонные корпуса рядом с остатками труб. Это место столь же депрессивное, сколь и позитивное, облюбовала для своего нового спектакля Сигна Серенсен-Кёстлер – создатель собственных театральных миров и провокаций – совместно с медиахудожником Артуром Кёстлером. Для участия в проекте приглашались перформеры отовсюду, к началу работы осталось около тридцати человек, которые поселились в этих городских катакомбах в условиях, приближенных к самому действу.
Сама Сигна – центр всего спектакля – играет Леди. Леди родилась болезненной девочкой в очень богатой семье. Мать, по происхождению русская, исчезла, когда девочке было пять лет, сестра погибла в автокатастрофе. Обожающий ее отец-австриец превратил жизнь единственной дочери в золотую клетку: ее постоянно лечили, оградив от жизни. «И я не знаю, что было страшнее, – мои болезни или этот плен». В сорок лет Леди потеряла отца и осталась одинокой смертельно больной обладательницей огромного состояния. Она отправилась на родину своей матери и стала собирать вокруг себя девочек, потерявших матерей в раннем возрасте. Ее подопечные («мои куколки») в будущем разделят ее огромное наследство, но не в равных долях – размер вознаграждения будет зависеть от количества баллов, которое наберут во время определенных состязаний девочки к моменту смерти Леди. Проводить соревнования (их тут называют «челленджами», калькируя с английского) ей помогает команда молодых мужчин (stuff) во главе с красивой и злобной начальницей в брючном костюме. Зрители становятся гостями девочек – то есть, в определенной степени, такими же «куколками», игрушками. Девочки могут сами выбрать себе гостей, чтобы увести их в свои домики. Малюсенькие – не развернуться – домики-кельи девочки делят на двоих-троих: ведут хозяйство, варят еду, метут бетонный пол, как могут украшают стены плакатами и игрушками. У девочек кукольные имена (Пиччи, Старлайт, Муншайн, Пэгги), «стаффы» вообще лишены имен, у них есть только номера. Девочки из кожи вон лезут, чтобы понравиться Леди, заработать побольше очков, но время идет, а Леди так и находится между жизнью и смертью, репетируя собственные похороны.
Зрителей ведут знакомиться с Леди сквозь строй девочек, поющих какой-то заунывный русский плач (иностранка с русскими корнями полюбила все русское, как, впрочем, и сама Сигна признается в любви к Достоевскому, которого с детства читал ей отец, и Кабакову). Затем выстраивают полукругом. Девочки из каждого «дома» выбирают себе «гостей» и уводят к себе. Я и две мои «партнерши» по этому спектаклю остаемся последними. Нас отбирают две девочки – блондинка Пиччи и брюнетка Старлайт – и уводят в пятый дом, который, как оказывается, на данный момент пребывает в лидерах по очкам, и задача нашей парочки – удержать победу. Их домик – самый маленький и самый теплый. Из угощения – чай, суп, водка и печенье. Девочки стараются развлекать нас рассказами. У них, как у сокамерниц, распределились внутренние роли – Пиччи старше, талантливее, наивнее, Старлайт – прозорливее и мрачнее, она хочет работать и учиться, старается руководить своей легкомысленной сосед-кой, которая ждет - не дождется наследства, чтобы рвануть в Америку и стать певицей. Они ведут с нами игру в «девочек» до полной гибели всерьез – и мы никогда не поймем, что они взяли от правды, а что от вымысла, чтобы играть свои роли. Впрочем, и мы, гости, включаясь в разговор, можем сыграть любую судьбу, а можем разоткровенничаться, как с соседом в купе.
Появляется помощница Леди, похожая на медсестру Рэдчед из «Полета над гнездом кукушки», расспрашивает нас, «гостей», хорошо ли девочки обращаются с нами. И тут же бесцеремонно проверяет гладкость рук и форму ногтей и снижает балл за неухоженные руки (в других вариантах – проверяют, как почищены зубы, как сделаны прически). В этой гремучей смеси гостеприимства и секты нам предстоит прожить ближайшие 4 часа. Для спектаклей Сигны – срок небольшой (один ее проект, ради которого в Берлине была построена целая деревня, длился 250 часов). Для зрителей – довольно непростой. Для участников, проживших в нем два месяца, – тем более.
Из домика номер пять мы собираемся смотреть первый «челлендж» – танцы. Кружение по кругу под все убыстряющийся фортепианный пассаж. Девочки крутятся, подстегиваемые криками соседок и «стаффов», пока один за другим не вылетают из круга. Последней выдерживает кружение «наша» Пиччи. Пот катится с нее градом, пошлое синтетическое платье в рюшечках (форма всех девочек) насквозь мокрое, ноги сбиты в кровь. А впереди – следующий «челлендж», реслинг. На круглой кровати Леди устраиваются настоящие бои без правил: девочки, натеревшись маслом, чтобы избежать травм, должны уложить друг друга на лопатки. «Убей ее», – вопит Леди, которую возбуждает эта злая девчачья возня с яростью, слезами и криками. Надо ли говорить, что девочки дерутся абсолютно серьезно. «Мы должны уметь за себя постоять в жизни», – деловито объясняет черноглазая Старлайт, глядя исподлобья. – «Пиччи раньше вообще не умела».
Мы ходим друг другу в гости, пьем водку под печенье, болтаем с девочками, своими и чужими, поем с ними песни, поражаясь, как быстро милые лица превращаются в отвратительные и наоборот, постигаем сложную иерархию их фальшивой дружбы, замешанной на зависти и соперничестве, и их борьбы, замешанной на взаимовыручке, без которой в этом бетонном мирке можно про-пасть. Пытаемся понять, где проходит граница между вымыслом и реальностью, на чем основана такая подлинность, точно исполнительницы роли «девочек» действительно заинтересованы в выигрыше. Наша милая Пиччи вполне расчетливо крутит роман с Семнадцатым стаффом, а он набавляет ей баллы за пение и долго целуется после выступления под улюлюканье девочек. Старлайт, как сводница, оберегает ее милое бесстыдство.
А «челленджи» становятся все страшнее. Один из них называется «утешить папу»: в наш домик заваливается стафф и требует сыграть сцену, где он безутешный вдовец, а девочки в роли дочерей должны его приласкать. «Утешение папы» очень быстро становится похожим на инцест с Пиччи, во время которого мрачная Старлайт пытается отвлечь нас разговорами. «Отличный челлендж, десять баллов», выпаливает стафф и, пыхтя, пятится из комнаты. А в другом месте стафф не удовлетворяется утешением и сильно занижает балл. В третьем девочку стафф сечет ремнем за какую-то провинность, она кричит, нас тянут прочь. В четвертом – на девочке тренируются, как совершать омовение покойника. Вопрос в том, как долго ты сможешь «играть» в чужое унижение и насилие, уговаривая себя, что таковы правила игры, ничего, мол, не поделаешь. Вопрос в том, когда ты сам взбунтуешься против участи игрушки.
Стафф опять возвращается к нам в пятый дом, чтобы сыграть в лошадок (в исполнении наших хозяек). «Лошадки» в стойле безропотно должны показывать зубы, давать погладить «морду», расчесать «гриву», угоститься морковкой. Волосы Старлайт, залитые маслом после реслинга, давно уже превратились в нечесаный ком, который стафф грубо раздирает расческой. Неожиданно срываюсь с места, отбираю у него расческу, начинаю расчесывать ее по возможности осторожно. Стафф кидает им в рот морковку, куски падают на пол, он подбирает их, предлагает нам «покормить лошадок». «С пола – ни за что», – рявкаем мы, трое гостей, чуть ли не хором. В этот момент в нас рождается какое-то единое сопротивление. И когда девочки зовут нас на последний «челлендж» – отрепетировать похороны Леди, мы устраиваем свой собственный локальный бунт: в похороны не играют. Мы оказываемся единственными бунтарями среди всех зрителей, а наши хозяйки так хотят избежать поражения, что раскачивают себя до настоящих слез. Леди ставит им высший балл за подлинность, стафф снимает очки из-за нас – мы, наша принципиальность, не дали им дойти до победы, к которой они шли уже много дней. Пиччи обнимает нас на прощание, Старлайт, не глядя на нас, орет, что у нее не было такого выбора, как у нас. Мы уходим, не попрощавшись, унося с собой этот странный, ни на что не похожий театральный и человеческий опыт, навсегда закрывая за собой дверь.
Ольга Фукс
