Роман Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него», получивший премии «Нос» и «Национальный бестселлер», дважды оказался в центре внимания труппы «Гоголь-центра». Пока Кирилл Серебренников снимал фильм по этому тексту (преимущественно по ночам, так как днями вынужден присутствовать в зале суда по «делу о Седьмой студии», и не исключено, что эти ночные бдения наложили свой отпечаток на роман, где прошлое и настоящее проходит в гриппозном ознобе и бреду), в театре параллельно шли репетиции одноименного романа по его инсценировке, но в постановке Антона Фёдорова, ученика Юрия Погребничко, который адаптировал его по-своему.
Оговоримся сразу, инсценировка (ее написал Серебренников, но и сам он, и Федоров сильно переделали написанное) – последнее, что поможет публике разобраться в происходящем и в выигрыше останутся те, кто прочитал роман. Тем более, что он точно этого заслуживает. Завораживает амбивалентностью нормы и безумия (где маньячка учится справляться с собой, чтобы не убить, а ее нормальный супруг по просьбе друга стреляет ему в голову), топографической точностью зарисовок с натуры (можно досконально изучить троллейбусный маршрут Свердловска) и одновременно мифологичностью происходящего, удачной попыткой зафиксировать пограничное состояние всей страны и отдельно взятого человека «в гриппе и вокруг него», горький юмор и веселый ужас. Пожалуй, точнее и ближе всего к духу оригинала – сценография Саввы Савельева. Огромный троллейбус, который идет на Восток сквозь ночь и пургу, сквозь времена (из детства – в зрелость Петрова, из безвременья семидесятых – в «стабильность» нулевых). Синий, последний, случайный. Практически Ноев ковчег, объединивший в некую пассажирскую общность сталинистов, девочек, автослесарей, дедов Морозов, не успевших переодеться между елками, кондукторш и библиотекарш и прочая, и прочая. Троллейбус, который идет на восток, как будто бороздит космическое пространство над неким Солярисом под заедающую на первой же строчке песенку «Белый снег, белый снег, белый снег». Троллейбус (говорят, в Москве их скоро не будет) поворачивается к нам то передом, то боком – и тогда, в разрезе, он еще больше напоминает безумную вселенскую коммуналку с читальным залом и общей ванной, верхней полкой поезда, стиральной машиной, кладбищенскими оградками и дежурными кабинетами.
Здесь живут, особенно не пытаясь понять друг друга, обыкновенные Петровы: автослесарь Петров Сергей (Семен Штейнберг) в хроническом ознобе изумления и смирения перед миром (из спектакля, правда, ни за что не догадаться, что он еще и художник, создатель фантастических миров), библиотекарша Петрова Нурлыниса (Яна Иртеньева) и их раздвоившийся в гриппозном сознании сын (Роман и Артем Борзовские). Здесь нежность – запоздалая, озлобление – привычно, как зимний озноб, а безразличие к жизни и смерти, своей и чужой, – хроническое. Здесь не реальность отточена до символа, а обыденность, тривиальность, банальность сгущается до морока, наваждения, фантасмагории. А потом, точно отряхнувшись, опять становится банальностью.
Но режиссер точно не захотел (или не смог) сохранять эти «качели» между обыденностью и фантасмагорией, предпочтя крен в фантасмагорию и морок с элементами карнавала (помимо гриппа, другое предлагаемое обстоятельство – Новый год и бесконечные ёлки, вожделение для детей, кошмар для родителей, изматывающий чёс для артистов – и для всех время чудес, прозрений и судьбоносных решений).
И только странное (сочиненное режиссером существо неопределенного пола (Роза Хайруллина), которое тенью следует за Петровым (и только Петрову дано видеть и разговаривать с ним, деля по-братски все вывихи и туманности жизни), которое порой ведет троллейбус, как Харон свою лодку, которое всем – и в первую очередь Петрову – предлагает на разные лады поесть супу, горячего супу, возвращает происходящему теплый и внятный вкус реальности.
Ольга Фукс
