Оговоримся сразу - этого спектакля еще нет, хотя его уже посмотрели первые зрители, купившие билеты. Он может исчезнуть, а может остаться в репертуаре – похожим на свой премьерный вариант или измененным до неузнаваемости. Проект «Репетиции 2020», запущенный Театром на Таганке, предполагает сотрудничество зрителей, которые могут повлиять на решение – продолжать ли работу над спектаклем или оставить его эскизом.
Наряду с «Белым шумом» по пьесе Олега Михайлова в постановке Галины Полищук, тринадцатой книгой об Эрасте Фандорине (режиссер Александр Созонов) и эскизом Егора Матвеева по «Кроликам и удавам» Фазиля Искандера одним из таких эскизов стал – ни много ни мало – «Капитал» Карла Маркса. Идея перевести сей фундаментальный труд в четырех томах на театральный язык пришла в голову режиссеру Надежде Кубайлат. Выпускница мастерской Сергея Женовача, поставившая несколько спектаклей в разных городах России, задумала глобальную Трилогию спектаклей по теориям, изменившим мир, но совсем, казалось бы, не предназначенным для сцены. Помимо «Капитала» она называет «Происхождение видов» Дарвина и… третья книга пока остается тайной.
Зрителей встречает квинтет исполнителей, разложивших на разные голоса рекламу продуктов и услуг, которая звучит сегодня из каждого утюга. Этими «рекламными паузами» прошит весь спектакль и в какой-то момент они проникают даже в классический текст (например, в «Чайку» Чехова), точно взламывая культурный код русскоязычного интеллектуала, который становится всего лишь рамкой, куда легко помещаются рекламные конструкции по продвижению любого товара. Цитаты из Чехова и рекламные слоганы существуют на равных в сознании современного человека. Сам же спектакль представляет из себя вводную лекцию, которую читает чудаковатый преподаватель в бесформенных брюках и профессорской жилетке (актер и музыкант Василий Уриевский). Он слегка косноязычен и невероятно доходчив. Он рисует на доске смешные фигурки, объясняя, чем потребительская стоимость отличается от меновой. И почему человек обречен быть встроенным в товарно-денежный оборот и круговорот капитала в обществе – по сути такую же матрицу несвободы, как и любой режим. В качестве примеров хорошо идут рассказы про случаи с женой, но его нелепая фигурка и подвернутые брюки красноречиво доказывают, что женской заботой он давно не был окружен. Дойдя до объяснения термина и феномена денег – эквивалента любому товару, – он призывает задуматься, как получилось, что деньги стали мерилом всего, вышли за пределы товарооборота, проникли в сферу отношений. Лекция о «Капитале» обнажает его личную драму, у которой в этом спектакле нет фабулы (мы так ничего и не узнаем, почему герой потерял свою жену), но есть сюжет – крах любви. И в этом смысле эстетский и ироничный эскиз «Капитала» никуда не уходит из основной матрицы русского психологического театра: хоть Чехова ставь, хоть «Капитал» Маркса – все равно получится про маленького человека.
Ольга Фукс
