На карте Москвы появилось еще одно «место силы» для театральной публики – Провиантские склады Музея Москвы, огромный амбар с пыльным полом и полукруглым окном (последнее пригодилось для видеоинсталляции хмурого неба над Кремлем, с метелями и воронами над куполами, которые воссевший на царство Борис обречен видеть постоянно, сходя с ума от этого мрачного величия). Дмитрий Крымов увидел это пространство, когда здесь находился гараж машин из Генштаба, - «на полу лужи еще не высохшего машинного масла и прикреплённые по стенам надписи: «Ремонт карбюраторов», «Место слива отработанного масла» и тому подобные. Правительственные мерины, как оказалось (чуть не сказал «были тоже люди»!), состояли из тех же частей и были подвержены тем же болезням, что и наши бедные «Жигули», «Москвичи» и «Запорожцы». Особенно запомнились мне эти лужи густого машинного масла на полу огромного пространства, похожие на лужи чёрной плохой крови… Я ещё, помню, подумал: машины уже давно не ездят, исчезли куда-то вместе со своими хозяевами, а их кровь — вот она, тут, под ногами и не высыхает. Было в этом что-то даже мистическое».
Пока зрители рассаживаются на местах, рядом мальчишки в парадной форме играют в волейбол – им скоро «выступать», но пока взрослые отвернулись, можно и попинать мяч во дворе. Сразу вспомнился двор у нашей музыкальной школы, и волейбол после экзамена (прощайте, пальцы), и горестный вопль увидевшей это святотатство учительницы: спектакль Дмитрия Крымова, где так тесно переплелось нечеловеческое бремя власти и человеческая маленькая жизнь, - очень московская история во всех своих мелочах. Его «Борис» – это тотальная игра, игра с детским азартом, когда в ход идет буквально все, что попадается под руку, а повороты сюжета и исход игры совершенно непредсказуем. «Евгений Онегин» и другие стихи Пушкина, 5-я Симфония Бетховена и вальсы Шопена, Галич и «Бесаме мучо», живая гигантская ворона и отеческие гробы, пачка яиц и образцовый хор пенсионерок, меховые шапки и кокошники, мобильный телефон и винегрет, кровь и рвота, ужас и нежность. Из всего этого он слепит, насочиняет, наколдует кучу театральных шуток разной степени трагикомичности. Им хохочут и аплодируют, а потом цитируют и пересказывают, как удачные частушки. Но, главное, посреди этой постмодернистской игры прорастает и живет такая настоящая правда, такая жизнь человеческого духа, что не увидеть ее невозможно.
Борис (Тимофей Трибунцев) венчается на царство – «вступает в должность». Маленькому худенькому человечку все тут внове, он сам еще недавно оттуда, из этого двора с волейболом, из этой очереди безликих людей, закутанных в бесформенные шубы и ватные штаны, лишь немногие из которых вышли в бояре и теперь, обмирая от страха, ждут своей очереди, чтобы доложить о себе новому царю (стихами «нашего всего»). Борис обогнал их всех – где хитрецой, где смекалкой, прошел «крещение» убийством, влез в доверие к правильным людям, оказался всем удобен, достиг высшей власти – и сам себе не верит. Ведущая праздничного концерта в кокошнике, умирая от страха, объявляет номера концерта, зажатые дети по очереди сменяются у красного концертного рояля с вечной классикой. Бояре, запинаясь, не понимая ни слова, бормочут из Пушкина, оттирая пот. Борис пьянеет от этой кутерьмы вокруг, ободряюще целует горе-бояр, вечных троечников, доказывая, что он свой в доску. Выходит бывалый царедворец Шуйский (Михаил Филиппов) – слегка нервничает, но в принципе уверен, что и этого правителя пересидит. У него давно отрепетирован безотказный номер для таких вот борисов – письмо Татьяны, «вся жизнь моя была залогом свидания верного с тобой», поставленный голос задушевен, ласковые глаза зорко следят за новым боссом. Потрясенные бояре разводят руками – Шуйский по праву первый среди них. Шуйский делает первый ход в своей «многоходовочке», за ним последует сцена заговора с Пушкиным (Сергей Щедрин), во время которой два боярина прощупывают друг друга, прикидывая, где надо сотрудничать, а где – успеть предать первым, и психологическое напряжение этой сцены разрядится оперной арией. Потом он вытерпит допрос Годунова (бешеный дуэт за красным роялем) и уйдет, вытирая кровь из носа и беззлобно ворча - «первый раз, что ли». Он знает, что рано или поздно сотрет этого Бориса в порошок.
Следующий пункт программы – поклонение памяти предков, донельзя смешная и страшная сцена на грани фола. «Отеческие гробы» доставляют прямо к месту назначения, бояре привычно затыкают носы. «А это не перебор?» - шепчет Борис. И, глумясь над мумиями с их кровавыми историями, которым ему надо присягнуть на верность, он идет навстречу этому запаху, пропитывается духом мертвечины.
История о проклятом бремени власти имеет свою изнанку – возникающую в разных спектаклях Крымова тему художника, сознающего свою неспособность до конца выразить мысль, воплотить образ, быть по-настоящему понятым. Тему пределов искусства. Сцена свидания у фонтана Марины Мнишек и Лжедимитрия выглядит как кошмар режиссера, у которого все идет вразнос. Ломкий, честолюбивый до истерики юноша с брекетами на зубах (Алина Ходжеванова в паре с Марией Смольниковой) на роль Димитрия и русская красавица в съехавшей на глаза меховой шапке, замученная сумками, работой, простудами ребенка - на роль польской гордячки Марины (Паулина Андреева в паре с Викторией Исаковой) разваливают всю сцену и мстят, как могут, незадачливому режиссеру, чувствуя его бессилие. Актеры, сукины дети…
Адский концерт близится к финалу, очередной маленький виртуоз обреченно топает к инструменту, толпа верных бояр стервятниками кружится вокруг этой нелепой пары – потерянного отца и маленького сына за роялем – мешающим им перекроить власть который раз. Борис торопливо перекладывает на плечи ребенка бремя государственной власти, бормоча по тексту трагедии свои политические наставления – отменить смертную казнь, не обращать внимания на боярский ропот... И видит недоумение в детских глазах. В последнюю минуту Борис позволяет себе прекратить ту фальшивую игру, на которую он положил всю жизнь, и сказать хоть что-то действительно важное – «руки мой перед едой, улицу переходи на зеленый, пианино не бросай». Прежде, чем погибнет сам, и толпа особо приближенных не расправится с его детьми.
Что сказать вам, москвичи, на прощанье (поют довольные бояре, вытирая кровавые руки) – круговорот зла завершил свой цикл и вышел на новый виток.
Ольга Фукс
borisproject.ru
