«Сахарный немец» по роману Сергея Клычкова, инсценированный и поставленный Уланбеком Баялиевым, – первая страница в сценической истории писателя. Выходец из старообрядческой среды, самобытный во всем – от одежды до литературного стиля – Клычков дружил с Есениным (считается, что именно ему было посвящено знаменитое стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу…»), Булгаковыми, Ахматовой (которая назвала его «ослепительной красоты человеком» и продолжала дружить с вдовой Клычкова), Белым, Мандельштамом (который высоко ценил его творчество). Участвовал в восстании 1905 года (в дружине скульптора Коненкова) и Первой мировой войне, дважды чуть не попал под расстрел (махновцев и белогвардейцев), прошел огни и воды исторических катаклизмов, а вот медных труб почти не услышал – в 1937 году был расстрелян по обвинению в троцкизме и забыт на несколько десятилетий. Возвращение его прозы в литературный процесс произошло благодаря французскому слависту Мишелю Никё, написавшему, в частности, диссертацию о Сергее Клычкове и способствовавшему публикации его произведений во Франции. Только в 1992-м году удалось открыть музей Сергея Клычкова на его родине в деревне Дубровки под Талдомом, на границе Тверской и Московской областей. Туда режиссер привез актеров во время работы над романом, который он открыл для себя около десяти лет назад и с тех пор мечтал поставить.
Клычков писал, что своим «языком обязан лесной бабке Авдотье, речистой матке Фекле Алексеевне и нередко мудрому в своих косноязычных построениях отцу моему, Антону Никитичу Лешенкову… а больше всего нашему полю за околицей и Чертухинскому лесу, в малиннике которого меня мать скинула, спутавши по молодости сроки». В том же «малиннике» родился и главный герой – зауряд-прапорщик Микола Митрич Зайцев по прозвищу Зайчик (Валерий Зазулин), голубиная душа, поэт и мечтатель, смельчак и романтик, который в финале возьмет и запросто пристрелит немца, вышедшего в подштанниках за водой и крикнувшего в ночи приветствие русскому противнику. «Сказ об одном убийстве» – подзаголовок «Сахарного немца» и речь, разумеется, не только о противнике, но и о собственной душе.
На русской сцене вообще и на мхатовской в частности было и есть немало военных по теме и пацифистских по сути спектаклей, для которых костюмеры шьют в большом количестве шинели и белье, а музыкальные руководители разучивают с актерами протяжные солдатские песни. На той же сцене идет сильнейший «19.14», тоже посвященный Первой мировой войне (впрочем, его режиссер Александр Молочников своих героев сделал немцами и французами, чтобы уйти от российской конкретики, а сосредоточиться на самой модели перерождения человека в условиях волны – от патриотического угара до полного душевного опустошения и невозможности вернуться в нормальную жизнь). «19.14» был сделан в жанре кабаре, «Сахарный немец» стал «сказом» – мистикой, мороком, наваждением. Уланбек Баялиев, выросший в горах Тянь-Шаня, создает по-настоящему образный мир, хотя «рамка» для него почти аскетичная: постамент, протянутый над сценой, как мост, по обе стороны которого рядами стоят солдатские сапоги (художник Евгения Шутина) русских и немцев, разделенных рекой. Эти сапоги, которые не сразу бросаются в глаза, заставляют вспомнить один из самых сильных памятников жертвам Холокоста, известный как «Обувь на берегу Дуная» Дьюла Пауэра – женские туфли, детские сандалики, мужские ботинки тех, кто ушел в воду Леты. Из-за дурацкого приказа утонет в Двине (канет в Лету) и часть зайчиковых однополчан.
Раздвижные минималистские двери-ширмы легко отделяют сцены одну от другой. Над каждой сценой кружится однокрылая Птица-гамаюн с одним черным крылом, чтобы в финале развернуть над живым героем с мертвой душой оба крыла. Спектакль Уланбека Баялиева, который вырос в горах Тянь-Шаня, красив той театральной красотой, когда образы рождаются из самой игровой природы театра. Развевающийся лошадиный хвост из-за ширмы – вот и несущаяся вскачь тройка готова. Веревка, что вяло тянется за солдатской женой Пелагеей (Ксения Теплова) и вдруг натягивается, – самоубийство грешницы, не дождавшейся любимого мужа, не выпросившей у Бога детей, соблазнившей свекра – зародившей одну жизнь и погубившей другую. Красное колесо (жизни? подступающих катаклизмов?), за которую, как за притолоку ухватится подстреленный немец.
Сюжет петляет и плутает, выводя не к свету или катарсису, а к краху: от фронтовой тоски окопной жизни в негу родительского дома, куда отпустили на побывку, от первой влюбленности и первой клятвы до встречи с родителями своей призрачной невесты, ставшей чужой женой, от чистой, домашней веры к попойке с дьяконом-расстригой (Артем Волобуев) и огромным возницей (Ростислав Лаврентьев), который вывел формулу этого спектакля – «Бог от нас отвернулся», от рождения стихов до банальности убийства, от цельной картины мира до полного хаоса, из которого больше не видно выхода.
Ольга Фукс
Александр Иванишин, сайт МХТ
